Маятник веков
(фантастическая повесть; фрагмент)

Часть первая

Глава 1

Когда его спрашивали о профессии, он обычно называл себя историком. Хотя и не работал никогда по этой специальности: просто в свое время поступил на исторический - так сказать, «по призванию» - и получил, как полагается, красивенький диплом...

Ну, а потом - известная история: инженеры - и те не особо нужны, а что до всяких там гуманитариев.. Разве только в школу -да и то прикинут, если ты историк, насколько ты лоялен к существующему строю - разумеется, самому передовому, прогрессивному и справедливому! Ну, а то что детки станут гробить тебе нервы - так это в порядке вещей: знал ведь, куда шел!

Вот и работал Александр всю жизнь не там, где мог бы проявить свои способности, а там, где принимали, и где всем было в высшей степени плевать - какой он там историк! Возись себе с бумажками да получай свой «стольник», и не дай тебе Бог «высунуться» или - Боже упаси - повздорить с какой-нибудь нервной особой трудноопределимого пола и легко определимого - по сварливости -возраста, непременно желающей поквитаться за свои постоянные личные неурядицы именно с тобой - как единственным представителем зловредного мужского племени в данном коллективе! Тем более что ты - к несчастью - не в пример интеллигентнее ее и не умеешь этого скрывать, а, значит, «больно много о себе воображаешь!»

Так и прозябал упомянутый Александр много лет. Личная жизнь у него тоже не сложилась: имел два развода, платил алименты.

Детей видел редко: мамаши мешали. И неудивительно: ведь «обманул» обеих! Они-то думали, что такой интеллектуал займет приличный пост и «обеспечит»! А он, негодник, получал каких-то «три копейки» да еще и строил из себя интеллигента... Да видали мы таких интеллигентов! Еще и слова грубого ему не скажи: какое-то свое достоинство блюдет! Был бы хоть из себя видный да смазливый - так ведь поглядеть особо не на что: только что не уродец! Да и не улыбнется лишний раз, не позабавит... Тоска и нужда с ним, и в перспективе ничего хорошего. Ну его, охламона!

Вот и жил Александр одиноко и грустно, однако скучать не скучал: читать любил, да и писал кое - что время от времени, иногда - даже в рифму! И, в основном, на «вечные» темы: почему-то волновали его судьбы человечества, «проклятые» вопросы, философия, религия: очень хотелось уверовать в Бога — доброго, мудрого и всемогущего! И чтобы Он помог ему понять свою судьбу и как-то примириться с ней. А, может, даже в чем-то изменить ее, чтобы не приходилось и дальше влачить столь тягостно - бесполезное существование, чтобы была возможность делать что-то доброе и мало-мальски значимое! А, может быть, удалось бы «с Божьей помощью» приподнять завесы над непроницаемыми тайнами, хоть легонько прикоснуться к постижению загадок Мироздания и смысла жизни! Таким уж он был чудаком: на чей-то взгляд смешным и странным. Может быть, поэтому отношения с людьми у него, как правило, «не складывались», или складывались не лучшим образом... Но мизантропом все - таки не стал - хоть и имел для этого немалые причины...

И еще одна немаловажная деталь: как писал Мопассан, «есть люди, которым действительно не везет». Вот и он был твердо уверен, что принадлежит именно к этому разряду. И правда: почему-то ему никогда и ни в чем не везло: «на ровном месте» мог споткнуться - не в прямом, конечно, смысле... То, что получалось у любого тупаря, у него, как правило, не получалось: что-нибудь обязательно мешало осуществить даже самое незатейливое начинание. Прямо Рок какой-то, да и только! А начни бороться с этим самым Роком - и препятствия посыплются лавиной, впору будет только ахать! Все эти постоянные козни тупо-зловредной судьбы доводили просто до отчаянья, до исступления: почему, ну почему именно мне такой жребий?! Чем я хуже других, почему именно на меня легла гиблая мета?

Он, в глубине души, подчас завидовал даже калекам: их всё же хоть как-то жалеют... А тут - лишь ледяное равнодушие и, для разнообразия, дебильные нотации: ты, мол, сам кузнец чего-то там... и тому подобные благоглупости - лишь бы отделаться и презрительно фыркнуть вослед!

Событий в его жизни было мало, но во сне они случались - и нередко. А что самое интересное - во многих снах он как бы вспоминал свою профессию и каким-то чудесным образом оказывался в прошлом! А иногда - что еще интереснее - в будущем!

И это, как он вскоре убедился, было вовсе и не снами!

Глава 2

Почему-то вокруг были все бородатые. Только у совсем юнцов не было этого украшения. Женские лица были плохо видны из-за надвинутых на самые глаза платков. И фигуры надежно скрывала одежда.

Люди двигались неторопливо по узенькой, немощёной, извилистой улочке, состоявшей почти из одних деревянных заборов. Часто останавливались и степенно раскланивались между собой.

Безбородый Александр привлек внимание одного из таких всадников. - Эй ты, пес! - крикнул он зычным голосом. Александр не сразу понял, что слово «пес» относится к нему, и всадник замахнулся на него плетью. Александр растерянно попятился и заслонился рукой. - Ты что, басурман? - крикнул ему верховой. - По-расейски разумеешь? Александр кивнул. - Ну так живо реки: кто ты есть? Почто без бороды, как нехристь али пес какой? Александр порядком растерялся: что ответить? И медлить опасно: этот тип, наверное, шутить не любит: того и гляди хлестнет наотмашь своей плетью, а то и потащит куда-нибудь... И тут чей-то тихий голос шепнул ему в самое ухо: - сигай, малый, в храм! - и его дернули за правый рукав. Александр обернулся в ту сторону и увидел в двух шагах церквушку. Секунда - и он очутился внутри. Вслед ему донеслась оголтелая брань, и послышался цокот копыт: у всадника, видимо, не было времени его преследовать. А, может, просто поленился спешиться...

В церкви был полумрак. Кроме нескольких икон с византийскими ликами, других изображений не было. Потолки были низкие, сводчатые. Горело несколько свечей. Прихожан тоже не было видно. Вдруг алтарная дверь отворилась, и оттуда появился бородач в рясе - точь-в-точь, как и все ранее виденные им священники. А он видел их немало, так как в церкви заходил не так уж редко.

Поп приблизился: - Что скажешь, сыне? - обратился он к Александру, удивленно и пристально всматриваясь. - Извините, - пробормотал тот. Священник почему-то еще больше удивился - даже отшатнулся. - Ах да, - подумал Александр, - ведь это допетровская эпоха! Обращение на «Вы» для них непонятно и дико! - Прости, отче, - смущенно проговорил он, - за мной гнались - вот я и забежал... -Украл чего? - спросил священник. - Что ты, отче! Просто напугал меня какой-то верховой - не то боярин, не то опричник... При слове «опричник» на лице попа изобразились ужас и недоумение, и он быстро закрестился, бормоча какие-то молитвы. - Что ты, сыне, Бог с тобой! Псов тех лютых, слава тебе Господи, нет со времен царя Ивана! А боярам, правда, под руку не попадайся: зашибут играючи! Да ты что, первый раз на Москве? И опять Александр растерялся: врать-то слуге Божьему грешно, а что сказать? Он сам не понимал, как очутился в этом деревянном городе, похожем на деревню, почему-то называвшемся Москвой! Три - четыре столетия - шутка ли? Они и время-то считают не по-нашему, а от «сотворения мира»! Как им скажешь про двадцатый век? Сочтут сумасшедшим - посадят на цепь! А то, чего доброго, сожгут, как колдуна! Что ж, придется схитрить... - Били меня сильно, отче, и всю память мне отшибли: ничего не помню - кто я и откуда: брожу, как неприкаянный... - Ну что же, чадо: уж за что тебя там били - Бог тебе судья, а пожалеть тебя надо - не то пропадешь! В звонари ко мне пойдешь? В колокол звонить, да церкву прибирать, да и все делать, что скажу... Фунт хлеба в день да каши котелок - идет? Александр растерянно кивнул. - И чтоб не воровать! Ворам ноздри рвут и кнутом засекают! Постой, а как звать-то тебя - помнишь? -Звать Лександр... - Ну, что ж: имя христианское... Крещен хоть? Александр опять кивнул. - А молитвы знаешь? - Знаю, батюшка! - Читай за мной! Прочли вместе «Отче наш» и еще несколько молитв - Александр их знал довольно твердо. Он заметил, что поп крестится двумя перстами - значит, Никона с его реформой еще не было... (А Иван-то Грозный, слава Богу, уже помер)! Ну, что ж - подумал он, - это или конец шестнадцатого века, или первая половина семнадцатого... Может, самая «Смута»? А ведь интересно! С этой мыслью он проснулся.

Глава 3

И приснится же такое! Будто даже и не сон! Да, житьё там, конечно, не сахар... И несытно, и небезопасно... А вот люди вроде бы добрее. Да и проще, искренней. А, может, лучше было бы не просыпаться? Сейчас надо вставать, одеваться, плестись на работу, с кем-то там о чем-то разговаривать - всегда о неинтересном, угрюмо копошиться, выполняя никому не нужные обязанности, потом толкаться по очередям за какой-нибудь снедью, и, наконец, притащившись устало домой, кое-как подкрепившись, уставиться в «ящик». И тупо глазеть на обрыдлые физиономии знать тебя не знающих людей, пока не заснешь! И так изо дня в день, из года в год - пока не умрешь!

     А тот поп - вроде добрый мужик: может быть, и грамоте не больно-то учен, но так и кажется, что знает что-то самое главное: зачем он живет на земле и где благо, где зло. А спроси у меня - не скажу: буду долго и путано рассуждать о «высоких материях», много произнесу учёных фраз, но всё самое главное, самое важное так и пребудет в тумане! Потому что Веры настоящей нет, да и Любви-то «кот наплакал», и надеяться особо не на что!

А почему? Да потому, наверно, что «жрецы»-то наши современные сами ни во что не верят, никого не любят! И каждый нутром это чует и не верит жрецам и вождям, да и ближним своим! Хорошо, если можно забыться хоть в чем-то: деньги, бабы, вино, барахло, «жигули»... Но не всем интересно! Я вот ничего такого не имею да и не стремлюсь, и, видно, нечего мне делать в этом муравейнике ущербных, равнодушных, бездуховных... Может, лучше было бы остаться в той эпохе навсегда?

Но почему будильник не трезвонит? И темно... Ночь еще, что ли? Скорей бы светало, а то эта тьма прямо давит! И вдруг стало светлеть, проступили очертания предметов... Но он не узнавал привычной обстановки своей комнаты: мебели практически не было, да и стены как будто отсутствовали - со всех сторон его окружали серовато - голубые поверхности, приятно поблескивающие в ровном матовом свете. Источник этого света тоже трудно было определить: он как бы равномерно заполнял всё пространство. Александр, изрядно озадаченный, довольно долго озирался - сперва лежа, потом сидя... И вот что его доконало: и лежал он, и сидел как будто в пустоте: он чувствовал упругую и мягкую опору, но видеть ее почему-то не мог! Одно из двух: или я опять сплю, или... - нет! Никаких «или»! Что за идиотская фантастика! Но если я понимаю, что сплю... - разве спящий может это понимать? От этих мыслей ему стало крайне неуютно. - Надо что-то делать... А услышу я свой голос? Надо что-нибудь сказать... - «Здравствуйте!» - произнес он нарочито отчетливо. Со слухом оказалось всё в порядке. Более того - ему ответили! Но он не понял - что: это была явно какая-то фраза, и звучала довольно приятно, в ней слышались какие-то знакомые звукосочетания, но смысл не доходил. - Кто мне отвечает? - думал он - живой ли человек, или какое-то устройство? Одно понятно: если это не «тот свет», то надо думать, что какое-то отдаленное будущее! И тут он почувствовал, что в его сознание поступает беззвучная, даже бессловесная информация. Он узнал из нее много любопытного о себе самом: что он очень архаичный индивид, и поэтому не может вести нормальный образ жизни, а, следовательно, нуждается в серьезной психофизической обработке. Что сначала предстоит выяснить причины такого его состояния, и для этого он должен ответить на некоторые вопросы. И вопросы не замедлили посыпаться... Когда ему пришлось назвать свой год рождения, последовало некоторое замешательство. Его спросили, сколько ему лет. Когда он назвал и эту цифру, воцарилось долгое молчание. Потом потребовали назвать текущую дату, и он чуть было не назвал, но вовремя удержался и сам вопросил, какой нынче год. Но ответа не понял. Тогда переспросил - какой год от Рождества Христова. После некоторой паузы ему ответили. Ответ потряс: выходило, что эта эпоха отстоит от его современности примерно на такой же период, как и та, в которой он побывал только что - но... в обратную сторону!

- Естественно, меня считают сумасшедшим или слабоумным! -подумал он невесело. А, может быть, у них такие случаи нередки? Вдруг это какой-нибудь эксперимент? Однако вряд ли: больно уж удивлены! Но ведь, по Эйнштейну, из дальних космических рейсов, при достаточно большой скорости... Надо спросить! И спросил. Но на эту тему с ним не пожелали разговаривать. Зато предложили решить в уме весьма головоломную задачку. Он долго морщил лоб и, наконец, довольно неуверенно сказал ответ. Но его медлительность, как видно, не устроила вопрошавших. Вопросы прекратились, но возникло ощущение, как будто у него копаются в мозгах. И вскоре пред ним как бы замелькали все события его нескладной жизни, начиная с самого младенчества. Всё это проносилось с невообразимой быстротой - и то, что постоянно жило в памяти, и то, что было накрепко забыто - и многое из этого забытого оказывалось очень значительным и важным, может быть, и самым важным в его жизни! Было там и приятное, и отвратительное, и просто-напросто ужасное, и этого ужасного оказалось вовсе не так мало! Он просто ощутил брезгливость к самому себе: - так вот какое я дрянцо! Да разве я -такой - имею право жить на свете?! И что «они» подумают!..

И с этой мыслью он опять проснулся.